Жертва вечерняя архимандрита Серафима (Тяпочкина) (часть 1)

– Почему, батюшка, не имеем мы такой строгой жизни, которую вели древние подвижники благочестия?
– Потому, – отвечал преподобный Серафим, что не имеем к тому решимости. Если бы решимость имели, то и жили бы так, как отцы древле просиявшие подвигами и благочестием…

– Чем ты будешь заниматься на воле?

– Тем же, чем и занимался, – служить Богу.

– Ну, тогда посиди еще…

В один из хмурых, дождливых дней октября 1961 года по улице поселка Ракитное Белгородской области шел худой, изможденный старик. Редкие прохожие с удивлением смотрели ему вслед: скелет, в чем душа держится, а в пронзительных черных глазах словно огонь полощется.

Незнакомец остановился у заколоченной Никольской церкви. Бурьян по окна, лохмотья штукатурки, выбитые окна, мерзкие надписи на стенах… «Приехал. Церковь на замке. Ключ у старосты. Староста живет в соседнем селе. Промерз, голодный. Жду старосту. Спать негде. Лег на полу в крестилке».

Звали старика Серафим Тяпочкин. За его плечами сорок лет священнического служения и пятнадцать лет лагерей.

Отец Серафим.
Отец Серафим.

Детство маленького Димы вполне счастливое – буржуазные традиции, обеспеченные родители, няня-гувернантка, званые ужины по субботам. Мир из окон чиновничьего дома в городке на периферии Российской империи кажется прекрасным и открытым, люди – добрыми и отзывчивыми. Свое место в этой гармонии мальчик видел в пастырском служении. «Когда настало время моего учения, отец взял меня с собой на богослужение […], которое глубоко запало в мою детскую душу: я просил отца определить меня на учение в духовное училище. Желание мое было исполнено».

Семейная фотография. Дмитрий Тяпочкин сидит в центре.
Семейная фотография. Дмитрий Тяпочкин сидит в центре.

При всем традиционном наборе признаков, отличающих будущего подвижника – детским забавам предпочитает богослужения, карманные деньги тратит на свечки, подолгу просиживает за чтением церковной литературы, – нельзя сказать, что Дмитрий внешне сусально благочестив. Именно такой образ смиренных юношей укоренен в культуре нестеровским отроком Варфоломеем. С фотографий тех лет смотрит решительный молодой человек, уверенный в себе пассионарий, щеголеватый, с модной прической. Он знает свою цель и твердо идет по выбранному пути. Он представляется не как человек, не имеющий страстей и желаний, но как человек, научившийся ими управлять.

В Холмской духовной семинарии.
В Холмской духовной семинарии.

На групповой фотографии во время учебы в Холмской духовной семинарии он единственный сидит, скрестив руки и ноги, словно закрываясь от мира и одновременно бросая ему вызов…

Но в 1917 году мир сам бросает ему вызов, нарушив привычный ход вещей. С этого момента Дмитрий будет постоянно стоять перед выбором – сытый обывательский конформизм или полный скорбей и лишений избранный путь.

Отец Серафим пришел на приход как странник, без внешнего лоска и внутренней напыщенности. Ракитянцы, сплошь «крепкие хозяйственники», встретили его презрением. У него нет личного имущества. Он соглашается жить в худом нетопленном домишке. Не настаивает на сытых трапезах. Не пытается «задружиться» с местным начальством. Наконец, о ужас, он совершенно не употребляет спиртное.

«Шкелет», как его прозвали в церковном совете, начинает не с того: вместо сбора денег для наведения порядка, благоустройства территории и собственного быта только молится. Он служит каждый день с семи утра до позднего вечера. Служит, невзирая на то, что через разбитый купол храма на него ручьями течет дождевая вода. На то, что ему нечего есть. На то, что на богослужения никто не ходит. В храме нет электричества, батюшка служит в кромешной тьме. «Для кого ты говоришь?» – спрашивают его. «Для тех, кто может быть в темноте», – отвечает он.

Начало священнического пути Дмитрия Тяпочкина приходится на разгар Гражданской войны. По Екатеринославской (Днепропетровской) епархии, где живет молодой священник, гуляют бандиты всех мастей – белые, красные, петлюровцы, махновцы, разные паны атаманы-грицианы-таврические… Угрозе физического уничтожения сопутствует искушение быть втянутым в обновленческий раскол. Живоцерковники ненавидят отца Дмитрия, открыто выступающего в захваченных ими храмах с проповедями в защиту патриарха Тихона.

Шесть пастырей его благочиния ушли на светскую работу – служащими и учителями. В смене профессии батюшка видел предательство Христа: «Мне это благочиние вручил Господь через епископа, всегда служить – мой пастырский долг». Когда закрыли храм, в котором он служил, отец Дмитрий совершал литургию тайно. Навещая духовных чад в дальних селениях, он мог отсутствовать по 3–4 дня, несмотря на то, что дома оставались молодая жена и пятеро маленьких детей.

Все знают, что священник Тяпочкин – бессребреник. Он не хлопочет о «теплом местечке», не ищет выгоды, не идет на компромиссы. Он служит так, что каждый прихожанин уверен – рядом с ними стоит Христос. Во время голода двадцатых годов на Украине батюшка совершает все требы абсолютно бесплатно. Как можно брать деньги с тех, кто голодает? Ему поручают собирать помощь для тех, кому еще хуже. Односельчане уверены, что отец Дмитрий ни крошки не возьмет чужого, хотя голод отобрал у него двоих сыновей. «Терпите, мои любимые, – со слезами говорил отец матушке и дочерям, – привыкайте терпеть».

В 1933 году умерла от туберкулеза супруга Антонина. У отца Дмитрия на руках остались три дочери. Ему было тридцать девять лет.

Пол в храме качается под ногами. Перед службой отец Серафим выгребает снег из алтаря. Его руки, держащие Чашу с Причастием, трясутся от холода, а губы, целующие Чашу, прилипают к ней. Его подорванное здоровье пошатнулось еще сильнее, но, вслед за Амвросием Оптинским, он полагал, что монаху полезно болеть, а страдание приближает к Богу.

Наконец, гнилые доски не выдержали. Помощница батюшки Екатерина Лучина провалилась под пол. Так обнаружился огромный, величиной с сам храм, подвал, впоследствии превращенный в дровяной склад. В алтаре и в храме выложили печки, но окончательно изгнать парализующий холод не удавалось.

Усердное богослужение в разоренном ракитянском храме вызывало недоумение, пугало и мирян, и власти. Из епархиального управления пришло письмо: «Ваш церковный совет написал уполномоченному жалобу, что Вы ежедневно служите в храме, что служба в будние дни не оправдывает расходов на нее. Уполномоченный предупреждает Вас, чтобы Вы в будние дни не совершали служб, в будние дни советует молиться дома, в своей комнате, а служить только в воскресные и праздничные дни. Владыка благословил выполнять это предложение уполномоченного во избежание больших неприятностей для вас. 12.01.1962».

Написавший эти заботливо-фарисейские строки не понимал об отце Серафиме главного: молитва – единственное дело его жизни. Он начал молиться тогда, когда многие перестали это делать. В автобиографии 1962 года отец Серафим написал: «Стаж церковной службы – сорок второй год», подчеркнув тем самым непрерывность своего служения. Даже в самые скорбные периоды своей жизни – в Гражданскую войну, голод и коллективизацию, во время лагерного заключения, когда служение каралось физической расправой, он не шел на сделки с Богом. Как Алеша Карамазов, воспламененный Христовым изречением: «Раздай все и иди за Мной, если хочешь быть совершенен», не мог отдать вместо «всего» два рубля, а вместо «иди за Мной» ходить лишь к обедне, так и отец Серафим не мог служить Господу по удобному расписанию.

В июне 1941 года он благословил старшую дочь Нину, студентку медицинского института, уйти на фронт. Средней, Людмиле, едва исполнилось 17 лет, она училась в Киеве. Младшая Антонина жила с отцом на квартире его духовной дочери в селе Карнауховка Днепропетровской области.

Через месяц после начала войны на сторожа угольного склада Дмитрия Тяпочкина (он подрабатывал, чтобы прокормить дочерей) поступил донос: по ночам он молится Богу и принимает людей как священник. 15 августа 1941-го по приговору суда за «участие в антисоветской повстанческой организации» Тяпочкин Дмитрий Александрович был осужден на 10 лет трудового лагеря с отбыванием наказания в городе Игарка Красноярского края.

Отец Дмитрий покорился своей участи. Во многом его выручала развитая с детства и укрепленная во время голода привычка мало есть: «Я не страдал так жестоко, как другие. Мне было легче терпеть».

Жизнь батюшки в заключении заслуживает отдельного рассказа, превышающего рамки этой скромной статьи. Скажем лишь, что по окончании десятилетнего срока, после разговора с оперуполномоченным, приведенным в эпиграфе, ему добавили еще пять лет. Отец Дмитрий освободился 19 января 1956 года.

На воле его злоключения продолжились. Самым мучительным для священника была невозможность служить. Открыто его не запрещали, но и места не предоставляли. Лишь в 1960 году его назначили настоятелем Днепропетровского кафедрального собора. Здесь, в большом городе, в кругу церковных служек, он оставался чужаком. Худой, больной, плохо одет, к деньгам не прикасается… Уж слишком неудобным был пример его жизни для опрятно-глянцевых церковных формалистов. Отец Дмитрий вновь покидает родные места, чтобы в приемной Святейшего Патриарха случайно встретиться с митрополитом Курским и Белгородским Леонидом…

Эта встреча положила начало третьему, заключительному, акту жизни отца Дмитрия, суммировавшему предыдущие два – счастливое детство и выбор профессии с почти тридцатилетней борьбой за право этой профессией жить.

o_serafim_tyapochkin

Оказался ясным результат Божественного промысла в отношении священника Тяпочкина: возможно, именно во внешней несвободе отец Дмитрий обрел высшую степень свободы внутренней – свободы от самого себя. Иначе как объяснить его абсолютное равнодушие к физической стороне своего бытия, к деньгам, ко всему, чем наполнено мирское содержание жизни? Те, кто с ним общался, говорят, что телом он был на земле, а сознанием – гораздо выше.

Непрерывное пастырское окормление пропустило через его душу столько откровений и людских проявлений, что он постиг сокровенные глубины человековедения. Постоянная молитва, самоотречение и любовь ко всему живому открыло перед ним то духовное состояние, под которым сегодня понимается прозорливость. Десятилетия лишений, гонений и унижений окончательно сформировали качества, благодаря которым сельский священник Дмитрий Тяпочкин навеки вошел в историю русского Православия как архимандрит Серафим – один из самых знаменитых старцев ХХ века.

Анастасия Екимова

(продолжение следует)